Обзор фильма «Франкенштейн»: красота в гротеске глазами Гильермо дель Торо

Несмотря на то, что монстр Франкенштейна из романа Мэри Шелли (Mary Shelley) «Франкенштейн, или Современный Прометей» (Frankenstein; or, The Modern Prometheus) является не менее узнаваемым образом готического хоррора, чем вампиры или оборотни, произведения массовой культуры уделяют ему не особо много внимания. Возможно, причина в том, что на самом деле никакой это не монстр в классическом смысле, а сломленная личность родом из довольно трагического сюжета. Но режиссёра Гильермо дель Торо (Guillermo del Toro) подобные персонажи, наоборот, привлекают, и он как никто другой знает, как лучше всего раскрыть их историю на экране. Причём не только с помощью нарратива, но и визуальной постановки. Его новая кинолента «Франкенштейн» (Frankenstein), адаптирующая произведение Мэри Шелли, не всегда буква в букву придерживается первоисточника, однако удачно передаёт ключевые посылы романа.

Фильм разделён на два акта. Первый фокусируется на гениальном бароне Викторе Франкенштейне в исполнении Оскара Айзека (Oscar Isaac), а второй — на созданном им чудовище, которого играет Джейкоб Элорди (Jacob Elordi).

Во вступительной части дель Торо показывает сложное детство Франкенштейна, росшего в компании сурового отца и потерявшего в раннем возрасте мать. В результате трагедии герой поклялся победить смерть любой ценой. Впоследствии мы видим, как его эксперименты уже в зрелом возрасте стали причиной исключения Франкенштейна из Королевского колледжа хирургов в Эдинбурге. Однако там же Виктор повстречал богатого мецената в лице Хайнриха Харландера — персонажа Кристофа Вальца (Christoph Waltz), согласившегося спонсировать его работу над воскрешением мёртвых.

Параллельно с подготовкой к созданию будущего монстра Виктор начинает проводить много времени в компании леди Элизабет Харландер, которую играет Миа Гот (Mia Goth). Элизабет — племянница Хайнриха и по совместительству невеста младшего брата главного героя, что усложняет их отношения. Начинаются они с неприязни, но постепенно переходят в обоюдную симпатию.

У Виктора получается создать монстра, однако в какой-то момент он ужасается своим творением и задумывает его уничтожить. Во второй половине киноленты повествование ведётся уже от имени монстра, рассказывающего про свою жизнь после разрыва отношений с создателем, а также про их последующий конфликт.

Практически все центральные темы романа Мэри Шелли перекочевали и в адаптацию, а некоторые удалось раскрыть даже лучше, чем в оригинале. Фильм тоже предупреждает об опасности человеческого стремления к власти над природой, о риске игр в Бога. Кинолента дель Торо критикует гордыню, задаёт вопрос «что делает человека человеком» и осуждает Франкенштейна за нарушение естественного порядка. Правда, барон нарушил его не столько тем, что создал жизнь из смерти, сколько последующим отказом от своего «сына».

В новой ленте отчётливо прослеживается идея наследственной травмы, которая существенно углубляет мораль истории. Сначала отец Виктора воспитывает его авторитарно, в результате чего герой растёт в атмосфере строгого контроля и завышенных ожиданий. Позже уже повзрослевший барон повторяет тот же подход по отношению к своему созданию: манипулирует им, жестоко обращается, лишает свободы. Это добавляет неоднозначности персоне Франкенштейна: да, как и в романе, Виктор — в какой-то степени настоящее «чудовище», однако дель Торо даёт этому вполне правдоподобное объяснение.

Несмотря на то, что картина наполнена уймой философских вопросов, она отличается на удивление бодрым темпом, в результате чего фильм кажется куда короче, чем является на самом деле (два с половиной часа). События быстро сменяют друг друга, причём даже диалоги между персонажами развиваются динамично за счёт экспрессивной игры актёров, вызывающей ассоциации с театральными постановками.

«Франкенштейн» — редкий пример продолжительного кино, которое, пожалуй, только выиграло бы от ещё более длинного хронометража. Тут нет периодов провисания, а история постоянно несётся вперёд, что радует, однако на нескольких моментах всё же стоило задержаться подольше. К примеру, детальнее показать тот переломный момент, когда Франкенштейн начал испытывать ненависть к своему творению. Или же подробнее остановиться на том, как у Элизабет возникли сильные чувства по отношению к монстру: она уж слишком резко переключается с сострадания к пленённому созданию к любви в его адрес.

И всё же самая главная причина посмотреть «Франкенштейна» — ради потрясающей визуальной составляющей. В плане постановки это один из самых красивых фильмов последних лет. Грамотная комбинация практических эффектов и CGI, а также потрясающие декорации и костюмы с головой погружают в атмосферу мрачной викторианской сказки. В какой-то степени это кульминация фирменного почерка Гильермо дель Торо: на каком кадре ни поставь паузу — у тебя на руках готовая картина.

В триумфе авторского видения окончательно убеждаешься после сцен с экспериментами Франкенштейна. Казалось бы, что может быть более омерзительным, чем вскрытие трупов и расчленение останков тел? Но дель Торо умышленно не гонится за шок-эффектом. Он изображает анатомирование как практически творческий процесс, снимает кадавры на удивление живописно, а не с отвращением. В итоге зритель сам отчасти проникается странной красотой разложения, которой восхищаются герои фильма. А это крайне важно, чтобы персонажам хотелось сопереживать. Барон Франкенштейн или леди Элизабет не кажутся такими уж чудаками, когда ты смотришь на мир их глазами.

У этой погони за красотой, правда, есть любопытный побочный эффект. Монстр Франкенштейна в фильме не выглядит, собственно, как монстр. Джейкоб Элорди — привлекательный, статный актёр, и грим, который ему наложили в киноленте, нисколько не преуменьшает его шарм. Это — упущение, в результате которого теряется довольно важный контраст: в романе чудовище пугает всех ужасающим видом, несмотря на добрую натуру. В адаптации же возникает недоумение, почему люди настолько боятся его внешнего вида.

«Франкенштейн» — очередной сильный фильм одного из главных визионеров современного кино. Причём воспринимается он как артефакт более цивилизованной эпохи: олдскульной, практически театральной постановкой лента скорее напоминает «Дракулу Брэма Стокера» (Bram Stoker's Dracula) Фрэнсиса Форда Копполы (Francis Ford Coppola), чем типичные высокобюджетные картины последних лет. Приятно видеть, что старая школа кинематографа всё ещё периодически даёт о себе знать.

А что думаете вы? Как вам «Франкенштейн»? Расскажите в комментариях.