Морриган:
Любовь — это слабость. Любовь — это рак, который разрастается внутри человека и принуждает его делать глупости. Любовь — это смерть. Любовь, о которой ты мечтаешь — это то, что для человека важней всего, важней даже самой жизни. Мне такая любовь не ведома. Мне ведома страсть. Уважение равных. Нечто куда более ценное.
Морриган:
Любовь — это плод, который портится, не успев созреть, кислый плод лишь со смутным намёком на прежнюю сладость.
Лелиана, Морриган:
— Тогда мне непонятно, почему он покинул свои творения. По-моему, это чудовищная безответственность.
— Он покинул нас, потому что мы захотели идти собственным путём, пускай даже самим себе во вред, а он не в силах был взирать на это.
— Но откуда тебе это знать? У него самого ведь не спросишь. Быть может, он просто ушёл к новому творению, а старое бросил как удручающую ошибку, о которой лучше забыть.
— Мне не нужно это знать, потому что у меня есть вера. Я верю в него и чувствую его надежду и любовь.
— Вера. Как быстро те, кто не может ответить на вопрос, вспоминают это слово.
Морриган, Лелиана:
— Стало быть, всё это лишь игра случая? И то, что мы все оказались здесь — одно только счастливое совпадение?
— Бесполезно и пытаться поставить порядок выше хаоса. Природа по самой своей натуре хаотична.
Морриган, Лелиана:
— Морриган, мне бы хотелось узнать… веришь ли ты в Создателя?
— Конечно, нет. Мне не свойственен примитивный страх перед луной, а потому не приходится верить в сказки, чтобы спать по ночам.
Морриган, Алистер:
— Говорят, когда-то в Ферелдене был король, который так пускал слюнки при мысли о своей обожаемой особе, что при нем постоянно находился особый слуга — утирал его величеству подбородок.
— Ты все это выдумала.
— Вовсе нет. Короли древности были бы рады, что их потомок недалеко ушел от своих благородных корней.
Алистер, Морриган:
— Зарумянился я от страха, что ты высосешь из меня всю кровь после того, как покончишь с ним.
— Алистер, если б мне захотелось что-то у тебя пососать, ты узнал бы об этом первым.
Морриган:
Любовь и красота уходят. Смысла нет в них. Во власти же он есть.